История партизана Ивана Адамовича Тарасевича из д. Величковичи. Часть 1

Я родился в 1925 году в деревне Величковичи, бывшего Сторопинского, ныне Солигорский района Минской области.

Наша деревня стояла на советско-польской границе. Точнее – старая деревня была на советской стороне, в двух километрах от границы, а новая – на польской. И такое лет пять длилось, пока не произошла демаркация границы и новая деревня тоже отошла к СССР, но за это время отец успел отслужить действительную службу в польской армии.

В 1933 году у нас в деревне произошла коллективизация. Тогда же был голод, но его мы, по сути дела, не видели. Разумеется, варили и крапиву, и лебеду, но хлеб у нас никогда не выводился, отец каждый день нам давал по кусочку. Вообще, от голода у нас больше пострадала старая деревня, а новая, она была похожа на хутора, она стояла на реке, так что нас выручала рыба, кроме того, мы собирали грибы и ягоды. В новой деревне как такого голода не было, а вот в старой женщины после работы не могли идти. Наша хата стояла рядом с дорогой, так они до нее дойдут, лягут, отдохнут немного и потом идут дальше. Им тогда за трудовой день давали по 100-200 грамм зерна, а это очень мало. В основном, выживали за счет приусадебного участка.

Вообще жизнь в деревне была крайне сложной. В 1937 году репрессировали моего отца, я в семье остался за старшего, кроме меня еще было три сестры и брат. Отца я позже нашел в Благовещенской области, на Дальнем Востоке. В наши органы писал – никаких данных нет. В конце концов написали из Благовещенска, что да, имеется личное дело Тарасевича Адама Антоновича, осужденного тройкой на 10 лет. В марте 1938 года он скончался от крупозного воспаления легких.

Когда отца забрали, я в семье стал за хозяина. Школу пришлось оставить, работал в колхозе. В это время как раз начали политику укрупления хуторов. До этого у нас хуторная система была, а тут – хочешь не хочешь, а иди в село. В колхозе была сформирована специальная бригада, которая разбирала дома и переносила их на новое место, колхоз отводил место под дом и приусадебное хозяйство. Так и жили.

В 1942 году погибла мать. Мы же на оккупированной территории жили, а там кого только не было – и банды, и полицейские, и немцы. Пришли к нам как-то вооруженные люди, начали обыскивать хату, а в хате ничего нет. Мать не сдержалась, закричала на одного: "Ты, грабитель, такой-сякой", – так он ее застрелил и запалил хату. Я был недалеко. Смотрю – хата горит. Прибежал. Младшие на улице стоят, рядом мамина сестра, а соломенная крыша уже опустилась. Крышу разгреб, мне ведро воды подали и я бросился в хату. Тут же натолкнулся на маму. Через окно вытащил ее, положил на улице. Она на меня в последний раз посмотрела и умерла.

- Иван Адамович, давайте вернемся немного назад. 1939 год, воссоединение Западной Белоруссии. Через вашу деревню войска шли?

- Да. В 1939 году я был конюхом и вот мы как раз были в ночном. Лошади пасутся, рядом болото, и тут появляются несколько солдат, которые спросили "где застава?". Застава была метрах в 500 от деревни, так что мы дорогу показали и дальше лошадей пасем.

На рассвете мы услышали стрельбу. Оказывается, уже в бывшей Польше, в урочище Песчанка одна польская застава оказала сопротивление, в результате чего погибли пять пограничников, два курсанта и старший лейтенант Вишневецкий из Ленинградского топографического училища. Они летом проводили топографические работы, наносили на карту пограничную полосу и, когда наши войска пошли в Польшу, вошли в подчинение начальника заставы. Причем, польская застава в Дубоцах сопротивления не оказала, в Плечеках тоже сдалась без боя, а у нас вот воевали...

- В 1939 году беженцы с польской территории были?

- Ну какие беженцы. У нас же у многих в Польше были родственники. До 1939 года о них не говорили, а тут наоборот появились и двоюродные, и троюродные. Они сперва к нам ходили, в магазине соль покупали, у нас она дешевле, чем в Польше была. А потом снова начала функционировать пограничная застава, все движение запретили.

На работу в Западную Белоруссию мобилизовали комсомольцев, мой дядька там работал, строил доты. А потом ему пришел срок служить в армии. Он вернулся в деревню и из деревни его уже направили в войска. Во время войны погиб где-то под Ленинградом.

22 июня 1941 года мы работали в старой деревне, после зимы картофель перебирали, и тут пришел кладовщик и говорит: "Братцы, война началась". Мы сперва не поверили, а потом как не поверишь, когда стали летать немецкие самолеты... Обстановка сразу изменилась, мы поняли, что надвинулось что-то страшное.

Дня через 3-4 появились первые отступающие. Сперва шли по 2-3 человека, а спустя где-то еще день - уже организовано. Идут через деревню, устроят привал. Мы для них телят зарежем, приготовим обед. Раненным и ослабшим давали подводы, чтобы они доехали до следующей деревни. Одновременно с этим немцы начали разбрасывать листовки, а по ночам кто-то эти листовки на стены домов клеил: "Солдаты, сдавайтесь в плен, мы вас обеспечим и питание, и медицинский уход. Уничтожайте комиссаров, коммунистов. За укрытие евреев, комиссаров – расстрел!" Но солдаты уходили, хотя, конечно, находились и предатели, мир не без уродов. У нас в деревне был один такой. В августе немцы уже подходили к Смоленску, но у нас их не было, а отступающие продолжали идти. Так этот где-то нашел оружие и убил отступающего капитана.

Надо сказать, через нашу деревню отступающие войска шли где-то до начала августа, а потом все прекратилось. Этот предатель сразу же стал организовывать полицейских, а на территории заставы разместился партизанский отряд, он пришел откуда-то с юго-запада. Где-то месяц стояли на заставе, а в конце сентября к нам в деревню пришли немцы и с ними полицейские с запада. Предатель рассказал немцам о партизанах и они начали наступать на заставу, но партизаны бой не приняли и рассеялись по лесу.

В деревне я жил до марта 1943 года. А 15 марта 1943 года сожгли нашу деревню. Всех, кто был в деревне, немцы согнали в колхозный коровник, а потом расстреляли. Из старой деревни в живых только два человека осталось, а в новой 222 или 223 человека погибло, в живых осталось человек 60. Выжили те, кто тогда дома не ночевал. Мы утром вышли из леса, видим – немцы окружают деревню, и снова в лесу спрятались.

После этой катастрофы оставшиеся в живых молодые хлопцы, 17-18 лет, ушли в партизанский отряд. Командир Пинского соединения Василий Захарович Корж решил, что в каждом районе должен быть постоянно действующий партизанский отряд. Нашу группу, где-то 35 человек, направили в Логишинский район. Из этой группы потом вырос партизанский отряд имени Орджоникидзе, который вошел в партизанскую бригаду имени Куйбышева.

В отряде я сперва был рядовым бойцом, потом подрывником, выполнял задания по разведке, в конце концов вошел в отделение разведки. В 1944 году наш взвод стоял на хуторе и наблюдал за передвижением немцев в Пинск и Логишен. В апреле 1944 года, в бою за деревню Липники, я был ранен. Лечился в бригадной санчасти, а потом, после освобождения Логишена, - в районной больнице.

После освобождения Пинщины наш отряд расформировали, подавляющее большинство партизан ушло с Красной Армией, а меня после выздоровления оставили в милиции, в Давидгородском РОВД. В милиции я работал до 1948 года, но никакого роста не было, у меня же отец репрессирован.

В 1948 году бывший комиссар нашего отряда Захаров (он был заведующим финансовым отделом в Логишенском исполкоме) говорит: "Давай, Ваня, оформляй увольнение, я придержу для тебя место". Я говорю: "У меня же образования всего 5 классов. Я и на счетах считать не умею". "Ничего, Ваня, научим". Я из РОВД уволился и стал финансистом. Очень я благодарен заведующему общим отделом Логишенского исполкома Ганусевичу. Он, когда меня принимал, посмотрел учетную карточку и говорит: "Ну, что, Ваня, граматешка у тебя слабенькая, но в нашей работе главное честность. Через твои руки будут проходить миллионы рублей, но это государственные деньги и, если хоть копейка прилипнет..." Я это четко запомнил.

Работал счетоводом. Потом, уже женатым, поступил на 7 класс школы рабочей молодежи. После окончания школы пошел в заочный техникум, а потом уже, после техникума, заочно окончил Московский юридический институт. В январе 1965 года меня назначили заведующим финансовым отделом, кем я и проработал до 1990 года - ушел на пенсию.

Продолжение следует...

Источник: iremember.ru