Каждый день в отделение анестезиологии и реанимации УЗ "Солигорская ЦРБ" доставляют людей, находящихся на грани между жизнью и смертью. От действий врачей и от правильности принимаемых ими решений зависит жизнь человека. Профессия реаниматолога - одна из самых стрессовых. Пообщались лично с ее представителем, врачом-анестезиологом-реаниматологом Дмитрием Кислым. Тем более, повод самый что ни на есть приятный: в преддверии праздника Дмитрий Николаевич был удостоен знака "Отличник здравоохранения Республики Беларусь".
– Об анестезиологах-реаниматологах слышно немного, даже название выговоришь не сразу. Пациенты сталкиваются с ними только когда попадают в операционную. Чаще мы уверены, что есть просто врач-анестезиолог, который делает наркоз. А ведь эти специалисты «2 в 1» стоят на передовой медицины. Кто есть кто?
- Реаниматолог оказывает экстренную помощь при состояниях, угрожающих жизни, а анестезиолог отвечает за проведение наркоза или другого вида обезболивания. В маленьких больницах чаще всего это один врач. У нас в Солигорске больница большая и штата больше, поэтому мы условно делимся на людей, которые работают в палате реанимации (реаниматологи) и тех, кто сегодня обеспечивает операционные (анестезиологи). Сегодня так, а завтра мы меняемся. Бывает, что утром я - анестезиолог, а вечером уже реаниматолог. Деление условное и специальность общая получается.
– С чего начался путь в медицину и в реанимацию, в частности?
– Родился я в Барановичах. Родители живут в Дзержинске. Мой отец врач-хирург. Но профессию я выбрал самостоятельно и ни капельки не жалею о том, что пошел в медицину. В 2004 году закончил Гродненский государственный медицинский институт. Распределился в Дзержинск терапевтом. Там же переучился на реаниматолога. Считаю себя специалистом экстренной помощи. В самой медицине мне еще со студенчества нравились именно быстрая реакция и хороший результат. Какое-то время я совмещал это в скорой помощи. Заочно закончил Белорусскую медицинскую академию последипломного образования на кафедре анестезиологии и реаниматологии в клинической ординатуре. Это высшая степень практической подготовки врача. В Солигорске я работаю с 2010 года, это родной город моей супруги.
- Прошлый год внес свои коррективы в работу и ритм всех медиков. Где Вы сейчас?
- Сейчас я работаю в реанимации. Наша реанимация делится на реанимацию для коронавирусных пациентов и условно-чистую реанимацию. Преимущественно сейчас я работаю в инфекционной зоне. Последнее время коронавирусные пациенты стали более тяжелыми. Это в основном пожилые люди, у которых много сопутствующих заболеваний, помимо коронавируса. Если в первую волну это была исключительно коронавирусная инфекция (с такими больными было проще), то сейчас этих тяжелых пациентов стало больше в общей структуре, поэтому на долю реанимации приходится достаточно большая нагрузка.
- Сейчас на лечении много больных?
- На сегодняшний день в нашей реанимации 9 коек, и все они заняты. Это не просто 9 кроватей. Это еще и 9 мониторов, 9 аппаратов искусственной вентиляции легких (ИВЛ), это на каждые 3 койки медсестра, врачи. Практически всем пациентам мы проводим ИВЛ, когда за пациента дышит машина. В основном наши «инфекционисты» берут все на себя, и нам достаются самые тяжелые случаи, когда лечение уже не помогает.
В «чистой» же реанимации экстренные случаи. Сюда попадают пациенты с сердечно-сосудистыми болезнями, черепно-мозговыми травмами, хирургическими патологиями, с алкогольной интоксикацией (1-2 пациента таких есть постоянно) и пр.
– Что самое сложное в работе?
– Самое тяжелое - терять пациента. Что бы ни думали о медиках, к этому не привыкают. Общение с родственниками также дается нелегко, но это часть работы, такая же как и посчитать объем капельницы. И ей нужно просто научиться.
– Можно ли проснуться во время наркоза и могут ли пациенты под общим наркозом слышать, что говорят во время операции врачи?
– Все эти страхи не оправданы. Наркоз всегда идет по плану. Интранаркозных пробуждений практически не бывает. О нем иногда пишут в книгах, но в практике я ни у кого не встречал. Иногда сталкиваешься с подобными историями от пациентов, но скорее всего они путают. На момент пробуждения, когда с ними общается анестезиолог, они что-то слышат и могут принять это за разговоры во время операции. И еще нужно учитывать, что наркоз развивается по стадиям и также по стадиям выходит. Может получится так, что одна стадия пошла чуть раньше, а одна чуть позже. Отсюда и ощущение, что все слышал. Но, если спрашиваешь, болело ли при этом - ответ отрицательный.
- Есть ли какие-то рабочие суеверия?
- Есть примета, но не у анестезиолога, а у хирурга, что, если в ходе операции инструмент упадет на пол, будет еще одна. Я в нее верю, часто так и случается.
- А что дальше, когда казалось бы получена высшая степень практической подготовки врача?
- Нам есть куда развиваться. Даже если взять инфекционную реанимацию – мы постоянно совершенствуемся и растем, применяем новые режимы в аппаратах ИВЛ, которых мы раньше не пробовали, мы научились работать чем-то промежуточным, между просто «подышать сам» и «дышать только аппаратом». Есть такой режим неинвазивной вентиляции легких - его пришлось осваивать, это тоже наш рост над собой и наше самосовершенствование. Период лечения коронавируса в самой реанимации очень длинный. Нам пришлось учиться выхаживать этих пациентов, потому что они отличаются от тех, которые были ранее.
– Как справляетесь с эмоциональной нагрузкой?
- Я люблю читать, в том числе и медицинские книги. Сейчас очень хорошие книги у белорусских и российских авторов. Единственный момент, пока книга выйдет, что-то уже ушло вперед. Наиболее продвинутые врачи читают журналы или книги онлайн. С другой стороны, существует какая-то база, например, анатомия - она не меняется, человек остается в своей анатомии таким же. Основные постулаты остаются, и я их перечитываю.
– У вас трое детей. Хотите, чтобы врачебная династия продолжилась?
– И да и нет. Если мой сын выберет медицину, я его отговаривать не стану. А если он выберет что-то другое, то и переубеждать не стану.
- Чудеса случаются?
- Я научился не загадывать. На заре моей карьеры был, и не однажды, случай, когда я думал, что мы уже не сможем помочь пациенту. Парень повесился, и я даже коллегам озвучил безнадежность ситуации. А он через день открыл глаза, еще через день он был отключен от аппарата дыхания, еще через день его исповедовал батюшка, а еще через день он ушел своими ногами.
Придерживаюсь философского подхода - Всевышний определяет, кому поправится, а кому нет. Он не может действовать напрямую, а действует через врача. Я чувствую себя инструментом в руках Божьих, я могу что-то сделать, но не все зависит от меня.
Полученную награду Дмитрий Николаевич не считает личной и посвящает ее всем коллегам, с которыми ему доводилось работать.
- Спасение жизни - командная работа. Мы работаем в очень большой команде. Это врачи, медсестры, которые выполняют все назначения, и работают с пациентом, это и санитарочки, которые помогают в уходе. Если одного врача оставить, он не справится. Заслуга награды - это не моя заслуга, а всего коллектива, с которым я работаю. Это и наши смежные специалисты - та же лаборатория, без которой в реанимации мы не можем ступить ни шагу. Это и другие службы, которые по мере необходимости помогают нам. Если возникает непонятный вопрос по кардиологии, неврологии и пр., мы всегда можем обратиться к специалисту из «чистой» зоны. Они надевают противочумный костюм и приходят к нам на помощь. Можно сказать, что мы все бьем в одну точку, работаем на общий результат.
Отдел новостей "Электронного Солигорска"
Митрополит Вениамин освятил обновленный храм в Солигорске
В г.п. Старобин горела баня. Оперативная сводка ГРОЧС