Что сложнее: играть в футбол или работать в забое? Легенда солигорского футбола Владимир Каваленя - о совмещении спорта и подземной работы

В интервью спортивному порталу Tribuna.com легендарный нападающий солигорского «Шахтера» Владимир Каваленя рассказывает о необычном совместительстве.

Владимир Каваленя играл за солигорский «Шахтер» с начала 80-х и по конец 90-х. В суверенной истории команды нападающий провел за «горняков» 125 матчей, в которых забил 34 мяча. При этом с 1979 по 2009-й годы Каваленя параллельно трудился на «Беларуськалии» – ходил в забой, работал в стволе, по которому шахтеры спускались под землю. В общем, был шахтером и на футбольном поле, и под землей.

– Чем вы занимаетесь сейчас?

– Уже шесть лет я тренер-администратор хоккейного «Шахтера». Почему не футбольного? Да, я провел там почти всю жизнь, но не особо хочу поднимать нюансы своего ухода. Это случилось за несколько недель до гибели Ивана Щекина. Я тогда ему помогал, и мы не сошлись во мнении: как нужно работать с ребятами. И вскоре меня «попросили». С тех самых пор меня в футболе нет. В 2009-м в Солигорске создавали хоккейный клуб, и я попросил своих хороших знакомых помочь устроиться.

– У хоккеистов и футболистов много общего?

– Единственная схожесть – наличие контракта. Ментально парни отличаются и намного. Во-первых, совершенно разное отношение к работе. За день хоккеисты проводят на рабочем месте до восьми часов. А иногда и больше. Подготовка к тренировке, занятие, заминка. Вечером процедура повторяется. Но даже если вечерней тренировки нет, парни все равно на катке и занимаются самостоятельно. Футболисты совершенно другие.

– Складывается ощущение, что вы не очень их любите.

– Почему?

– Резко высказываетесь. Да и недавний комментарий об игре «Шахтера» с «Вольфсбергом» намекает.

– Так это же видно, что футболисты не выкладываются на полную катушку! Просто приди на стадион и все станет понятно. Я в этом году был на «Строителе» раза три – неинтересно! Взять, матч против «Минска», к примеру. Гости выходят с мыслью зацепиться за очко. Начинаем атаковать. Сходу забить не получается и вместо того, чтобы надавить сильне, подстраиваемся. Вся острота пропадает. Хорошо, нашелся Миколюнас, попавший с 20 метров. После все обнялись, всем хорошо, а сама игра при этом до лампочки. Я такого не понимаю! Полчаса поиграли, а потом ждут конца матча.

– В ваше время не так играли?

– Тогда и тренировались не так. От столкновений искры летели каждые две минуты! Если ты не подкатился десять раз за тренировку, это не тренировка. Отношение к футболу было совершенно иным. Почему оно поменялось? Надо у нынешнего поколения спрашивать. Хотя ребята скажут, что все нормально, что они пашут и все такое! Но я за шесть последних лет увидел: кто реально пашет, а кто – нет.

Спроси у того же Вергейчика: за сколько времени до начала тренировки он уже был на поле? Минут за 30-50! Сегодня же приходят впритык. А вот эти пацаны [хоккеисты] за 50 минут уже в зале готовят себя, чтобы на льду не порваться.

– Чем вы занимались на поле 40 минут перед тренировкой?

– Разминались, делали беговые упражнения, играли в квадрат, пробивали штрафные, пенальти и так далее. И когда тренер выходил, мы уже были готовы ко всему. И после занятия оставались на поле. А сейчас свисток, пять минут – и нет никого…

Но я вообще всегда приходил уже готовым к тренировкам. На работе в шахте здорово разминался: координация, руки, плечевой пояс.

– Как вы попали на «Беларуськалий»?

– Ничего необычного: окончил училище и пошел. Кроме калийной компании здесь ничего не было. Поэтому и поступал осознанно. Хотелось, чтобы за душой были какие-то корочки. В каждой группе ПТУ был мастер, который готовил учащихся к выпуску. Наш мастер нас не выпустил – ушел на производство в «Беларуськалий», – но способствовал, чтобы нас приглашали работать в рудоуправление. Кто хотел – шел. Я попал туда в 79-м. Мне как раз исполнилось 18. Благодаря мастеру смог совмещать футбол и работу. Он всегда шел навстречу.

Моя первая специальность – электрослесарь. Работал на ремонтно-восстановительном участке, участке буро-взрывных работ и гидрозакладки. Следил за насосами и различными приборами. Обеспечивал непрерывный процесс добычи.

– Ваши родители – основатели Солигорска?

– Почти. Город начали строить в 58-м, а они приехали в 64-м. Мама – мелиоратор, отец работал на строительстве первого рудника, но наверху. Я несколько лет жил на родине с бабушкой и приехал, когда они окончательно обжились. Когда пошел в первый класс, записался в ДЮСШ по футболу к Валерию Ефимовичу Тимину.

Поначалу в городе было две команды, базирующиеся на первом и втором рудоуправлениях – «Горняк» и «Шахтер». Представляешь, какая была заруба в чемпионате района!

– Кто был сильнее?

– Поначалу – «Горняк». Там играли более профессиональные ребята. Однако вскоре крен сменился и «Шахтер» стал сильнее. А когда построили третий рудник, команды слились в одну.

За «Шахтер» я дебютировал где-то в 76-м. Мне было 15 лет. Бегал среди мужиков. Играл с таким усердием, что в одном из первых матчей сломал ключицу. И, кстати, не за «Шахтер» даже.

Ребята из Литейно-механического завода создали команду ЛМЗ. Однажды они меня попросили сыграть за них против Слуцка. Я согласился. Мы с «Шахтером» как раз возвращались с игры из Минска. Сказал, что мне очень надо в Слуцк и возле города «спрыгнул». Вышли на поле. Минут пять прошло: делаю рывок – смещаюсь с фланга в центр и получаю подножку. Скоординироваться не успел и уткнулся плечом в землю – наигрался.

Владимир Каваленя стоит четвертый слева

– Подстава.

– Ну да. За это и поплатился :). Вспомнил другой случай. Была в городе еще одна команда, игравшая в чемпионате района. Не помню, как называлась. Время от времени ребята тоже просили помочь. Соглашались легко. Пять рублей, которые выдавали на питание, лишними не были. Играли на стадионе «Шахтер». На месте административного здания были городошные корты. Они, кстати, считались одними из лучших в СССР. Даже чемпионат Союза проводился у нас! В общем, корты от трибун были огорожены забором высотой метра два с половиной.

Вышли играть и меня соперники узнали. Начали кричать: «Подстава! Держи его!» Стал думать, что делать. В чистое поле не побежишь – речка. Оставался один вариант – только в город. В итоге ломанулся через трибуны к забору и, не сбавляя скорости, сиганул через него! Спасся.

Вообще, подобная помощь была не редким явлением в те годы. Регулярно ездили в Брестскую область играть за колхоз, который находился недалеко от деревни им. Ленина. Даже становились чемпионами области. Ездили специально в другую область, чтобы не пересекаться с «Шахтером». Кстати, составители календаря шли навстречу. Матчи чемпионата БССР проводились по субботам. А область играла по воскресениям.

– В 80-х футбол был любительским. Все футболисты «Шахтера» работали на «Беларуськалии»?

–. Человек шесть работали в шахте, а остальные на фабрике. Но для всех нас были небольшие послабления. Во-первых, никто на серьезных участках не работал. А во-вторых, непосредственно на работу футболисты ходили дня два в неделю. Недоработку нам просто закрывали, вписывая в табель посещение. Я сперва работал, как и все. А потом появилась семья, и нужны были финансы. Тогда меня вызвал начальник: «Володя, хочешь копейку зарабатывать? Давай в бригаду». – «Палыч, а футбол?» – «Ты сперва согласись, а потом будем решать». Согласился. Месяц переучивался, прошел стажировку, сдал экзамены, получил разряд крепильщика и перевелся в бригаду проходчиков. Зарплата сразу выросла в два раза. 240 рублей – это были нормальные деньги. Стал самым высокооплачиваемым футболистом команды.

Наша бригада ремонтировала и восстанавливала горные выработки. Крепили своды после обвалов, армировали ствол и так далее. Ствол – место, по которому едет «лифт», спускающий шахтеров в шахту. Ствол – неиссякаемый источник работы. Проходишь его сверху вниз за полгода и можно смело возвращаться в начало и ремонтировать повторно. Среда соляная – все гниет моментально.

– Как выглядит забой?

– Высота обычно от 90 сантиметров до двух метров. А вот ширина зависит от того, какой комбайн работает. К примеру, проходческий – шириной всего три метра. А есть и такие, которые режут вдоль. Тогда ширина может быть метров 200.

Чтобы привыкнуть к ощущениям от нахождения под землей, потребовалось недели две. Но ощущения особенные.

– В чем их особенность?

– Идешь спокойно по забою и тут над головой треск. Дергаешься и отскакиваешь в сторонку.

– Душа в пятки?

– Нет, но что-то очень близкое. Помню, был случай. Пришли бригадой на место – большая камера метров восемь в диаметре. Надо поставить и закрепить стойки. Поработали несколько часов. Сели тормознуть. Тут треск. Говорю: «Мужички, давай-ка быстренько собрались и ушли». Только снялись с места, как вся наша конструкция обрушилась под напором земли. Замешкались бы на пару минут – были бы там. Предчувствие.

Когда многотонная масса земли падает вниз с ухающим звуком страшно. Пыль рассеивается и ты, видя картину, радуешься, что успел убежать, и что тебя там нет. Однажды на моих глазах человека так завалило. Секунду назад стоял передо мной, а потом «ууух» и все. Это жутко.

Обычно заваливает землю в забое, вокруг комбайнов. Потом пацаны на коленях ползают и откапывают машины. Как-то и нас привлекли – две недели на карачках просидели. Вообще, парни, которые добывают соль, – это топ-шахтеры. Они всю смену в шуме и пыли ползают на коленях за комбайном, который идет со скоростью 10-15 сантиметров в минуту. А после него почва неровная. Остаются калмышки – мы так называем кусочки руды. Они небольшие, но острые. А они на коленках! Это больно. А идти за комбайном надо. Пульт управления машиной в руках.

– Что значит: сели тормознуть?

– Перекусить. Тормозочки – это ссобойка по-нашему. Сперва нам паек выдавали: термос с супом, колбаска, бутылка молока. Но термосы начали воровать, а бутылки бить. В итоге сейчас добавляют копейку к зарплате. Парни носят сами.

– Футболисты суеверные люди. А шахтеры?

– Не особо. Я регулярно спускался в забой, но каких-то обрядов не совершал. Равно как и вся наша бригада. Пришел на работу, получил наряд и поехал вниз. Чем раньше туда попадешь и быстрее все сделаешь, тем быстрее на поверхность.

– А юмор специфический?

– Обычный. Только есть одна оговорка. Шутить надо аккуратно: знать, что и в каком месте говорить. За черный юмор можно и по соплям получить!

– Приведите пример шахтерского юмора.

– Розыгрышей хватает. Как-то одна бригада заметила, что один из парней на глубине постоянно куда-то уходит. Оказалось, что справлять большую нужду. Внизу туалетов нет, он искал темное место и ходил. Тогда ребята решили над ним подшутить. Один спрятался с лопатой в темной камере, куда тот обычно и ходил. Мужичок зашел, снял штаны, а шутник ему лопату аккуратненько под задницу подставил. Техника работает – ничего не слышно. В общем, все сделал, смотрит вниз – нет ничего на земле. Начинает судорожно хлопать по штанам – ничего. Бригада потом долго припоминала парню этот случай.

Или вот пример. Делаешь что-то сосредоточено внизу, особо ни с кем не общаешься. Сзади кто-то тихонечко подойдет и как ляпнет кувалдой по железу! Вот тогда и душа в пятки уходит, и в штаны можно наложить. Моментально срываешься с места и только потом, глядя на давящиеся со смеху лица, понимаешь, что к чему.

Ветеранская команда «Шахтера» в компании Сергея Алейникова. Каваленя сидит в центре.

– Что изменилось в вашей жизни с развалом СССР, когда «Шахтер» стал профессиональным клубом?

– Ничего. Я так и остался работать в шахте. Не было смысла что-то менять. Мне 31 год уже был. Дослужился до бригадира, командовал дюжиной человек. Не было смысла что-то менять.

– Но в футбол же вы играли наравне с профессионалами. Зачем?

– Вторая профессия. Я и туда залез с ушами. Выходило так, что на одну тренировку в день я успевал. А вторую «проводил» в шахте :). Но это было в основном зимой, во время предсезонки. Летом было проще.

– Опишите свой обычный день.

– Поднимался в 5:15 утра. Через час был на руднике. 6:30 – нарядная, 7:00 – каптерка, 7:15 – в шахте. В половину восьмого начинал работать. Обычно работаем в паре. Вот, к примеру, надо закрепить каркас болтами. За смену требовалось прикрутить 60 болтов через каждые полтора метра на высоте двух с половиной метров. Сперва готовим место: растягиваем кабель, раскладываем инструменты, приносим болты. Каждый весит по четыре килограмма и размером больше метра, к слову. Один бурит стенку, а второй, стоя на стремянке, закручивает. Не смотри так, это не так тяжело, как кажется.

Примерно в час дня подъем наверх. Минут 10 обсуждаем в каптерке работу на завтра и по домам. Дома я обычно был где-то в половину третьего. Обедал, ложился спать на часок. После выдвигался на тренировку. В полпятого уже был на стадионе. Домой возвращался около восьми. Кушал, проводил время с ребенком, смотрел телевизор и на боковую.

– Нагрузки в шахте и нагрузки на тренировке равнозначны?

– Ответ однозначный – в шахте тяжелее. Внизу вся основная физика: поднеси, подними, отнеси. Так что силовые тренировки для меня не были проблемой. Но при этом я не был самым сильным футболистом в команде. Кто может быть сильнее Андрея Рапейко?! У него рост под 190 – машина! Я же поджарый, сухой. В игровое время весил 72 килограмма. Сейчас 73,5. С меня хоккеисты смеются, называют дрищом.

– Уставали от такого ритма жизни?

– Бывало. Но я знал, как себя расслабить.

– Бутылочкой?

– Иногда даже и не одной :).

– Пиво?

– И пиво, и водочка. Главное – знать меру. В свое время даже Владимир Антонович Пигулевский разрешал мне в «Трудовых резервах» пить пиво после матчей. Но не проси рассказать случай – не буду.

– Каким был «Шахтер» в первой половине 90-х?

– Все свои, любители. Но мы были крепкой бандой. Команды, пришедшие из второй союзной лиги, считались с нами. Мы упирались со всеми. Выходили и рубились. Но после развала Союза условия стали хуже. Сам знаешь, что творилось в стране. Во многом из-за этого и уехал играть в Чехию.

Это было в 93-м. Однажды позвонил владелец стародорожского «Строителя» Александр Жуковец: «Поехали в Чехию на пару дней. Пивка попьем. Может, пару матчей сыграешь». – «А чего ты туда прешься?» – «Серегу Вехтева надо показать». Поехали в какой-то клуб четвертого дивизиона. Выиграли два матча. Назабивали с Серым даже что-то. В итоге, он уехал, а я остался на полтора года. При этом продолжал числиться на «Беларуськалии».

– Как так?

– Писал заявления на отпуск за свой счет. Раз в полгода обновлял. Однажды не успевал. И за меня писал инструктор по спорту рудоуправления. Он даже сходил и подписал его у директора.

Фактически, чешские полтора года – единственное время в карьере, когда я был профессионалом и получал деньги именно за футбол. Вообще, ситуация там была интересная. В клуб пришел человек с деньгами и поставил задачу выйти в высшую лигу. Из четвертого-то дивизиона! Когда я приехал, парни уже были во втором. Но выйти в «вышку» не получилось. Не хватило чуть-чуть. Тогда бизнесмен финансирование свернул, и через пару лет команда опустилась туда, где начинала.

Я вернулся в «Шахтер» и на «Беларуськалий». Еще немного поиграл, пока не пришел Щекин. В шахту спускался до июня 2009 года, а потом ушел в хоккей.

– Шахтеры наверняка ходили на матчи. Они предъявляли вам претензии по качеству игры?

– Однозначно! Да и не только они. На «Строителе» собиралось процентов 15 населения города. Футболистов знали в лицо. Утром после игр по дороге на работу разговаривали только о футболе. Если мы выигрывали, то все было нормально – поздравляли. Но если проигрывали – выговаривали по полной. И люлей я получал мама не горюй! У нас же в футболе все разбираются: «Куда ударил! Почему не бежал!»

И мне даже как шахтеру не было никаких поблажек. Вышел на поле – паши. Сыграл плохо – спрашивали: «Чего выходил тогда?!» У меня было правило: вышел на поле – рой землю. Тяжело – пусть играет другой.

– Почему на тот «Шахтер» ходили люди?

– Просто преобладали местные. Да и играли мы с душой. Думаю, в этом все дело.

Источник: tribuna.com
Фото в тексте: Кирилл Павлович, газета «Шахтер»